IV-III

Песни, которые Мадди к этому времени записал и еще запишет в ближайшие два с половиной года - это либо его авторские вещи, либо переработанные им традиционные блюзовые темы. Создавая их, Мадди каждый раз воскрешал в памяти завораживающие, магические интонации корневого блюза Дельты и отливал их в более современную форму, которая соответствовала ритмам жизни большого города. В текстах же он неизменно обращался к простым человеческим чувствам. Вся эта работа нередко проходила в нем бессознательно: "Бывало так, что песня, которую я хотел написать, снилась мне, - вспоминал Мадди. - Тогда я просыпался, будил жену и говорил: "Милая, запиши-ка вот это"". Стоило ему нащупать идею, как песня бывала готова уже через два часа. Позже он говорил, что легко пишется только в молодости: для этого надо обладать ясным, острым умом. Перед записью, рассказывал Мадди, он обычно запирался ото всех где-то на день и выдавал сразу четыре песни - столько, сколько обычно записывали за сессию: "Я сочинял их не на бумаге, а в голове, - говорит он. - Просто сидел с гитарой, прикидывал и напевал про себя".

Однако далеко не все считали Мадди талантливым автором: "Сам Мадди не так чтобы уж очень хорошо писал, - говорит Джимми Роджерс. - Он был отличный парень и все делал искренне, но писал не лучше нас всех". Джимми утверждал, что их песни частенько бывали плодом коллективного творчества: каждый придумывал себе партию и попутно предлагал свой вариант текста: "Мадди давал нам идею, а мы развивали ее". Именно Джимми Роджерс стал причиной серьезнейшей размолвки между Мадди и Леонардом Чессом: его ритм-гитара всегда была одной из основных составляющих фирменного звука Мадди, однако в студию Джимми, как и прежде, не допускался. Всю ситуацию сам Джимми выразил просто и прямо: "Мы хорошо звучим на сцене, но не так хорошо на записях". Мадди был с ним полностью согласен: "Пора с этим кончать, - заявил он. - Если Леонард против тебя, так я найду другую фирму". Саннилэнд Слим, который в то время подыскивал музыкантов для малоизвестных студий, предложил Мадди перейти на фирму, которой владел их земляк из Миссиссипи Найджел Итмон по прозвищу "Cadillac Baby", и одно время Мадди серьезно подумывал об этом. Его контракт с "Чесс" был на грани разрыва, как вдруг Леонард, наконец, дал согласие попробовать Джимми в студии. Запись была назначена на 29 декабря 1951 года. "Когда он все же решил меня пригласить, мы подумали, что стоило бы остаться, - вспоминает Джимми. - Платил Леонард немного, но у него были большие связи: мог раскрутить запись, и всякое такое".

С этого дня должна отсчитывать свою историю вся современная музыка: наконец-то в студии встретились все три незаменимых участника бэнда Мадди Уотерса. В качестве ритм-секции были приглашены Биг Кроуфорд и Элджин Эванс. В "Lonesome Day" и "Stuff You Gotta Watch" (вариант джаип-блюза Бадди Джонсона) группа создает плотный, без единой щелочки, ритмичный подклад, на фоне которого голос Мадди звучит еще более выразительно. Что же касается "All Night Long", то она была записана в двух вариантах: полным составом и малым - без Роджерса и Эванса. Особенно впечатляет второй: это настоящий вопль неразделенной страсти; для достижения большего эффекта гитара Мадди звучит в унисон с его голосом.

В репертуаре состава в то время присутствовал безымянный инструментал, который они порой исполняли по три раза за вечер. Он возник как смесь "Snooky And Moody Boogie" Снуки Прайора и "Get up Those Stairs Mademoiselle" Саннилэнд Слима, но Мадди, Джимми и Уолтер доработали его и сделали одной из фирменных вещей состава. Правда, Джуниор Уэллс, в то время игравший в группе "Three Deuces", утверждает, что Мадди позаимствовал эту тему у них. Однако публике не было дела до закулисных споров, и она принимала инструментал с таким восторгом, что Мадди уже подумывал о записи.

В мае 1952-го состоялась очередная сессия на "Chess". Мадди спел "Please Have Mercy" - слезную жалобу хулигана, который умоляет дать ему шанс исправиться, а Уолтер - песню "Can't Hold Out Much Longer". Под конец они сыграли свой любимый инструментал, и Леонард, не раздумывая, дал согласие на запись. Больше проблем было с названием: "Мы вертели его и так, и эдак, и в конце концов сошлись на "Juke"", - вспоминает Джимми. Выпустить запись решили под именем Литтл Уолтера: и у Мадди, и у Джимми уже имелись свои хиты, а для Уолтера такой яркий дебют был бы очень кстати.

Вскоре группа отправилась в турне по южным штатам. В конце лета "Juke" был выпущен на только что открывшемся отделении "Чесс" под названием "Чекер" ("Checker"). Уже в сентябре сингл взлетел на вершину всех ритм-энд-блюзовых хит-парадов страны и держал первое место в течение восьми недель! В это время Уолтер вместе с группой путешествовал по Луизиане, и в один из дней услышал, что музыкальные автоматы в клубах крутят его вещь почти не переставая. Успех вскружил ему голову: наутро он бросил всех и сбежал в Чикаго. В качестве замены Мадди нанял местного саксофониста, но тому их музыка оказалась не под силу. В результате к концу турне Уолтер вернулся. Он продолжал играть с Мадди и в Чикаго, хотя было очевидно, что он давно уже решил уйти и только ждет подходящего момента. Финальная ссора произошла в "Занзибаре": кто-то из публики заказал "Juke" и заплатил Уолтеру меньше, чем остальным. Это его взбесило: ведь играли его хит, благодаря которому он уже стал популярнее самого Мадди! Больше он не возвращался.

Мадди прекрасно знал, что лучшие его музыканты мечтают о собственной карьере, и никогда не мешал им, а по возможности даже помогал: "Только сделаешь кого-нибудь звездой, как его и след простыл, - жаловался он. - Много раз уже такое бывало. Но не могу же я всю жизнь их пасти! Каждый должен стать самим собой". Мадди прекрасно понимал тех, кто жаждал славы: разве он в молодые годы не мечтал о ней? И если он замечал в ком-нибудь недюжинный талант, то делал все возможное, чтобы помочь музыканту пробиться - этим Мадди отличался от очень и очень многих фронтменов и лидеров. "Я всегда говорил: увидишь яркого человека - направь свет на него, - гордо заявлял он. - По-моему, так и надо делать - нельзя грести все под себя". Тем более, что, став знаменитыми, бывшие музыканты Мадди продолжали его же дело, создавая новую блюзовую традицию. Однако все эти соображения с трудом могли заглушить боль от расставания с очередным музыкантом: "Это всегда тяжело. Тяжело, когда привыкнешь к какому-нибудь звуку, а тут надо выйти и сыграть по-другому, но не хуже". Даже через тридцать лет после ухода Уолтера Мадди прекрасно помнит, что он чувствовал тогда: "Когда он бросил нас, в пятьдесят втором, мне будто кислород перекрыли. Я по-настоящему не знал, что делать. Но потом понял, что остается только надеть слайд, выйти на сцену - и быть Мадди Уотерсом!"

В свои двадцать два года Литтл Уолтер Джейкобс уже был признанным мастером блюзовой гармоники и настоящей звездой. Впоследствии он записал такие хиты, как "Sad Hours", "Blues With a Feeling", "You're So Fine", "My Babe". Более того, по результатам хит-парадов он частенько обгонял самого Мадди: случалось, что в чартах две его песни занимали первые места, а три - вторые. Мадди такой успех даже и не снился. Однако они продолжали сотрудничать: например, в октябре 52-го бэнд Мадди Уотерса аккомпанировал Литтл Уолтеру на записи, а позже Уолтер не отказывался от совместных концертов и турне. Но, что еще более важно, до 1959 года по настоянию Леонарда Чесса Мадди приглашал Уолтера почти на все свои сессии. Поймав однажды рецепт успеха, Чесс не собирался его менять.

Покинув Мадди, Уолтер стал присматриваться к группе "Four Aces". Однако у них уже имелся свой гармошечник - Джуниор Уэллс, которому тогда еще не было двадцати. Как ни странно, Уолтер сначала предложил ему играть вдвоем - возможно, он просто старался помешать Мадди найти достойную замену. Однако Мадди, знавший Уэллса с детства, уже предупредил его: "Джуниор, как только они там пошевелятся - беги к нам". Так и произошло. Оба гармошечника просто поменялись местами: Уолтер перешел в "Aces", а Уэллс - к Мадди.

Новый гармошечник Мадди Уотерса, настоящее имя которого было Амос Уэллс Блейкмор, родился 9 декабря 1934 года в Мемфисе. Его родители жили в Марионе, штат Арканзас, в восьми милях к северу от Мемфиса: отец работал на плантации, а мать гнала самогон. Вместе с ней в бизнесе участвовал небезызвестный Саннилэнд Слим. В 42-м году родители развелись, и мать, надеясь дать мальчику образование, переехала в Чикаго. Однажды на улице внимание Джуниора привлекла музыка, доносившаяся из-за закрытой двери; вообразив, что перед ним блюзовый клуб, мальчик вошел - к его удивлению, это оказалась церковь! Ему пришлось креститься. Позже Джуниор все-таки услышал настоящий блюз: его крутила радиостанция WLAC из Нэшвилла. Больше всех мальчика заворожил Джон Ли "Санни Бой" Уильямсон, и в девять лет он принял твердое решение: он будет учиться петь и играть на гармошке, и станет настоящим блюзменом.

Чтобы заработать на свою первую гармошку, Джуниор неделю продавал на улицах газировку, - разумеется, прогуливая школу. Он мечтал о настоящей "Marine Band", которую видел в закладной лавке. Кто-то сказал, что гармошка стоит 1 доллар 75 центов, и он потратил остаток на кино, но оказалось, что за эти деньги можно купить только обычную хонеровскую гармошку, а "Marine Band" дороже на целых 50 центов. Джуниор долго и безрезультатно умолял хозяина простить ему эту разницу, а затем в отчаянии схватил вожделенную гармошку и бросился бежать, оставив на прилавке ровно доллар семьдесят пять. Его поймали. На суде ему велели объяснить, почему он так сделал: "Я сказал, что мне была очень-очень нужна именно эта гармошка, - вспоминает Уэллс.- Судья попросил меня что-нибудь сыграть. Я сыграл, и тогда он дал тому человеку полтинник и закричал: "Дело закрыто!"".

Как-то раз субботним вечером двенадцатилетний Джуниор вместе с другом его сестры, полицейским, отправились в "Ebony Lounge" на Западной Чикагской авеню слушать Мадди Уотерса. Хозяин, тот самый диск-жокей Сэм Эванс, отказался впускать Джуниора - тогда его спутник показал свой значок и обещал, что присмотрит за мальчиком. В перерыве он подошел к Мадди и спросил, нельзя ли Джуниору с ними сыграть. Вот что, по словам Уэллса, происходило дальше:
"Молодой человек, - спросил меня Мадди, - как у вас с чувством ритма?". Я ответил: "По-моему, ничего". Тогда он сказал: "Ну, если ты уверен в себе, то играй, но надо прежде спросить Уолтера. Это его комбик и микрофон, и их нельзя брать без спроса". Тогда он пошел к Уолтеру, и тот сказал: "Кто, этот сосунок? Он говорит, что сыграет? Ну давай посмотрим, что он может. Я не против!"

Он вышел на сцену, сыграл еще песни две - и позвал меня. Я начал петь блюз и танцевать… и всякое такое, так что люди в зале повскакивали с мест. Сам Мадди встал и говорил всем: "Это мой сын!".

Джуниор смог произвести впечатление даже на Уолтера. После концерта Уолтер выпросил у него денег на бутылку джина и потащил его в переулок пить. Джуниор никогда еще не пил и сопротивлялся, как мог, пока его друг-полицейский не уверил его, что так делают все мужчины. "Тогда я сделал пару глотков, и господи помилуй, так ноги и подкосились!"

В это же время Джуниор стал главой отряда подростков, который он организовал, в общем-то, для защиты: какие-то местные ребята постоянно нападали на него и его друзей по дороге в школу. Однако разборки становились все серьезнее, и в один прекрасный день Джуниор был арестован за то, что стукнул кого-то железной трубой. Ему грозила исправительная колония, и тут его мать попросила у судьи разрешения привести нескольких надежных людей в качестве поручителей. Ей удалось собрать Мадди, Тампа Реда, Саннилэнд Слима и Биг Масео Мерриуэзера: "Мадди и все остальные пришли к судье и сказали, что было бы неправильно сажать меня, потому что я могу стать гораздо хуже, чем сейчас, - вспоминает Уэллс. - Еще они сказали, что я хороший музыкант, что у меня есть будущее и что они меня очень уважают".

Мадди отнесся к своей роли опекуна совершенно серьезно. Когда Джуниор выходил из здания суда, Мадди догнал его и велел сесть в машину. Тот отказался и пошел к автобусной остановке. "Нет, ты поедешь со мной! - заявил Мадди. - Я только что подписал бумагу - помнишь, что в ней было сказано?". Джуниор помнил, но подчиняться все равно не желал. То, что произошло дальше, Уэллс не забудет до конца своих дней: "Он сказал: "Нет, ты поедешь!" и схватил меня за шиворот. Я попытался вывернуться, и тогда - бум! - он залепил мне прямо сюда [показывает на лоб], и я упал. Он вытащил пистолет - у него был автоматический, 25-го калибра - и сказал: "Не веришь, что я могу тебя пристрелить? Полезай в машину!" И я полез".
И Джуниор, наконец, понял, что Мадди желает ему добра: "Я почувствовал, что он и вправду переживает за меня, - вспоминает он. - Видите ли, никто никогда так со мной не обращался. И еще я понял, что все эти музыканты подписались за меня только потому, что они меня любят". С тех пор Уэллс сильно изменился: "Мадди не только вытащил меня, но и поставил на ноги", - говорил он.

В 1949 году пятнадцатилетний Джуниор знакомится с братьями Дэйвом и Луи Майерсами. Вскоре они создают трио под названием "Three Deuces" (позже, с приходом барабанщика Фреда Белоу, группа была переименована в "Four Aces"). За время сотрудничества с ними Джуниор выработал свой собственный стиль: по звуку его гармошка несколько напоминает саксофон; возможно, он интуитивно подражал саксофонистам, с которыми играл дома у гитариста Реджинальда Бойда.

Когда Уэллс еще играл в "Three Deuces", ему однажды пришлось заменить Уолтера, который заболел перед самой поездкой в Нью-Йорк, в знаменитый гарлемский театр "Аполло". Концерт начался следующим образом: пока занавес был опущен, Джуниор вышел на сцену и, стоя спиной к публике, начал раскладывать гармошки - поэтому, когда занавес подняли, он этого не заметил. Он очнулся от грохота аплодисментов, увидел громадный, битком набитый зал… вдруг споткнулся об свой собственный комбик и растянулся прямо на сцене. После этого он дрожал, как в лихорадке, и Мадди решил его подбодрить. Он дал ему глотнуть немного джина, а потом вывел на сцену и объявил: "Видите этого паренька? Это мой сын! Сегодня он играет с нами. Он только что упал на глазах у всех и теперь ужасно стесняется: ведь он ни разу в жизни не играл перед такой аудиторией! Но я уверен, что, когда вы его услышите, то поймете, почему этот парень так дорог мне". Воодушевленный поддержкой Мадди, Джуниор играл на равных с остальными музыкантами. Они раскачали зал и подняли его на ноги; когда занавес упал, счастливый Мадди улыбнулся до ушей и сказал: "Я тебя, парень, никому не отдам!" И позже, когда Уэллс уже постоянно играл с Мадди, тот продолжал его воспитывать, передавая ему опыт старшего поколения блюзменов. "Всегда помни одно: тебе никто ничего не должен, - говорил он. - А ты должен одному человеку: самому себе". "Кем бы ты ни стал, всегда уважай публику. Это она подымает тебя на вершину, но она же может и сбросить".

Однако Мадди далеко не всегда был настолько серьезен. "Он часто дурачился, - вспоминает Джуниор. - Любил повеселиться, все время подшучивал над ребятами. С ним было очень легко".