III-III

В 1947 году среди музыкантов работающих на Максвелл-стрит, появился молодой, но необыкновенно талантливый гармошечник по прозвищу Литтл Уолтер - его настоящее имя было Марион Уолтер Джейкобс. Это был красивый юноша невысокого роста, со светло-коричневым цветом кожи. С первого взгляда было видно, что это человек очень яркий и одержимый всевозможными страстями. Именно Литтл Уолтеру впоследствии удастся резко расширить возможности гармоники и поднять ее статус среди инструментов на небывалую высоту, а вместе с Мадди и Джимми Роджерсом он станет основоположником нового чикагского блюза.

Литтл Уолтер родился 1 или 2 мая 1930 года в Марксвилле, штат Луизиана - не в Дельте, но все же неподалеку, в 50 километрах от реки Миссисипи. На гармошке он начал играть еще в раннем детстве и, несмотря на угрозы и запреты родителей, которым это не нравилось, к восьми годам уже довольно хорошо ей владел - давление окружающих только разжигало его желание стать музыкантом. Первым гармошечником, которого Уолтер услышал вживую, был белый исполнитель кантри по имени Лонни Галстон, а наибольшее влияние на него оказал Санни Бой Уильямсон-первый.

Упрямство и своеволие всегда были в характере Уолтера: в девять лет он бежит из дома и вскоре оказывается в Сент-Луисе, где пытается заработать себе на хлеб, играя на улице и по бильярдным; по ночам кроватью ему чаще всего служат бильярдные столы. Джимми Роджерс вспоминает, что встречал его тогда: мальчишка все время надоедал музыкантам, пытаясь привлечь их внимание. В 12 лет, оказавшись в Новом Орлеане, Уолтер уже вовсю работал по небольшим кабачкам, играя помимо блюзов еще и вальсы, польки и всякого рода популярные мелодии. В начале сороковых годов Роджерс встретил его в Хелене: как и прежде, Уолтер жил подачками, спал на бильярдных столах и не давал спокойно жить музыкантам из "King Biscuit Boys". Они редко обращали на него внимание, однако Уолтер не пропускал ни одного концерта, дожидаясь, пока Санни Бой Уильямсон-второй сойдет в зал, чтобы поиграть в кости - в этом случае ему иногда разрешали выйти на сцену. Через некоторое время Санни Бой оценил способности мальчика и дал ему несколько уроков. Однажды ему довелось вытащить Уолтера из нешуточной переделки: какая-то женщина бросилась на него с ножом; подробности этой истории до сих пор не известны. Со временем репутация Литтл Уолтера упрочилась: он стал считаться талантливым, подающим надежды молодым блюзменом. Уолтер начал постоянно работать с гитаристом Хьюстоном Стэкхаусом и пианистом Генри Хиллом. В 1945 году вместе с пианистом Робертом Дадлоу Тейлором он участвовал в рекламной передаче на радио KFFA под названием "Mother's Best Flour Show" - они играли традиционный блюз и джамп-блюз, и на какое-то время передаче удалось затмить даже знаменитую "King Biscuit Time".

В 1946 году Уолтер возвращается в Сент-Луис, где играет с Дэвидом "Ханибой" Эдвардсом и Джеймсом де Шэем, а в следующем году уезжает в Чикаго. К этому времени он уже мастерски владел гармошкой, изучив и переработав манеру Санни Боя, Райса Миллера и альт-саксофониста Луи Джордана. Уолтер неплохо играл и на гитаре - он учился сначала у Хьюстона Стэкхауса, потом у Ханибоя, а в Чикаго будет брать уроки у Мууди Джонса. Он был еще слишком молод для работы в клубах, а потому играл в основном на Максвелл-стрит, один или вдвоем с Ханибоем, подзвучивая гармошку через небольшой гибсоновский комбик.

Однажды воскресным утром Джимми Роджерс услышал, как со стороны Максвел-стрит доносятся совершенно восхитительные звуки гармошки; он отправился посмотреть, и каково же было его удивление, когда это оказался старый знакомый - мальчишка из Хелены и Сент-Луиса. Они разговорились; вдруг начался ливень, и Джимми позвал Уолтера в гости. С тех пор они часто общались: оказалось, что Уолтер живет всего в двух кварталах от Джимми.

В это же время Уолтер знакомится с пианистом Лейзи Биллом Лукасом и с гитаристами Джонни Уильямсом и Джонни Янгом. Как-то раз Литтл Уолтер и Уильямс играли в "Фиолетовой кошке", и туда зашел Джонни Янг, чтобы поджемовать с ними. По неизвестной причине Уолтер вдруг вспылил и затеял с ним ссору прямо на сцене, а в результате поссорился с обоими музыкантами. Он уехал в Хелену, но вскоре вернулся и продолжал играть на Максвелл-стрит. К этому времени Уолтер уже завел новые знакомства, и по выходным вместе с Джимми Роджерсом и другими блюзменами отправлялся в поход по окрестным кабакам. За вечер они успевали обойти пять или шесть мест, и собирали долларов пятнадцать-двадцать - довольно большие деньги по тем временам.

Вскоре Джимми Роджерс сообщил Мадди, что нашел подходящего гармошечника. "Когда я с ним познакомился, он был совсем еще ребенком и не пил ничего, кроме пепси-колы," - вспоминает Мадди. Встреча происходила на квартире Уолтера; начался джем, и Мадди с Джимми были просто ошеломлены: этот семнадцатилетний мальчишка далеко превосходил всех известных им гармошечников, кроме, пожалуй, Райса Миллера. "Нам нужен был именно такой звук, - позже говорил Мадди, объясняя, какой он хотел видеть свою группу. - Я очень люблю гармошку - наверное, потому, что мучил ее еще в детстве".

Несмотря на то, что Уолтер был потрясающе талантлив и обладал своей собственной, неповторимой манерой, Мадди и Джимми видели, что ему еще многого не хватает - прежде всего, чувства ритма. Мадди хотел, чтобы его музыканты всегда играли немного вперед, а сам, когда пел, оттягивал мелодию назад, поэтому аккомпанировать ему было не так-то просто, однако Уолтер горел желанием учиться и был благодарен Мадди и Джимми за то, что они взяли его в оборот: все, с кем он занимался до этого, не выдерживали его плохого чувства ритма и вздорного характера. "Уолтеру очень нравилось играть с нами, потому что мы принимали его таким, какой он есть, и он любил нас за это, - вспоминает Джимми Роджерс. - Он, наверное, в жизни никого так не слушался, как нас с Мадди."

Мадди и Джимми, оба неплохо игравшие на гармошке, занимались с Уолтером целых полгода. Он схватывал все на лету и хорошо запоминал то, что слышал. "У Уолтера здорово работала башка, - вспоминал Мадди. - Он соображал ровно в два раза быстрее, чем я или ты - поэтому и научился так играть". Помимо технических моментов, Уолтеру пришлось также овладевать и собственной энергией: поначалу он все время вырывался вперед. "Мы учили его быть спокойнее, - рассказывал Мадди. - Он был точно на пружинах, всегда готов вскочить, и играл быстро-быстро - масса энергии!"

День за днем Мадди и Джимми раскрывали перед Уолтером все тонкости игры в составе. Чтобы соответствовать их звуку, он научился играть жестче, хотя в целом сохранил довольно мягкую свинговую манеру. Пройдя эту школу, Уолтер по праву мог назвать себя лучшим блюзовым гармошечником страны, однако на этом он не остановился: вскоре он совершит настоящую революцию в звуке и технике игры и, продолжая дело Санни Бой Уильямсона, сумеет сделать гармошку самым заметным и популярным инструментом блюза. Но, главное, Литтл Уолтер и до нашего времени остается непревзойденным мастером своего дела: "Он умел играть, как никто другой, - с любовью говорил Мадди. - Многие и сейчас пытаются сравниться с ним - куда там! Им и близко не подойти. Уолтер - лучший из всех музыкантов, с которыми я работал".

Вскоре предприимчивый Бернард Абрамс, хозяин музыкального магазина под названием "Maxwell Radio Record Company", организовал Уолтеру его первую запись - он участвовал в ней вместе с гитаристом Отумом Брауном. Результатом записи стала малоинтересная пластинка с двумя вещами: "Ora-Nelle Blues (That's Alright)" в исполнении Брауна и уолтеровской "I Just Keep Loving Her" на обороте. Этим диском Абрамс открыл новый лейбл, который назвал "Ора-Нелл Рекордс" в честь песни Брауна, однако просуществовал он недолго и успеха не имел.

В отличие от многих своих друзей, Мадди Уотерс редко опускался до того, чтобы играть на улице, хотя ему и нравилась карнавальная атмосфера Максвелл-стрит: "Так зарабатывали почти все, кого я знал, - говорил он, - но мне всегда было противно торчать на улице в холод и дождь и совать людям под нос шляпу, и всякое такое". Джимми Роджерс вспоминает, что несколько раз играл с ним в Еврейском квартале, однако сам Мадди забыл или сделал вид, что забыл об этом. Зато Мадди охотно рассказывает, как они с Уолтером рекламировали его дебютную пластинку: "Мы встали прямо перед магазином, где продают диски, поиграли, а потом я начал предлагать людям диск Уолтера - и что вы думаете, мы продали целую кучу!"

Мадди, Джимми, Блю Смитти и Литтл Уолтер впервые выступили как профессиональный коллектив благодаря счастливой случайности: как-то раз, возвращаясь от Мадди с гитарой и комбиком, Смитти зашел в парикмахерскую на углу 12-й улицы и бульвара Огден, и пока он дожидался своей очереди, его попросили что-нибудь сыграть. Один из посетителей оказался менеджером заведения под названием "Курятник" на углу Полк-стрит и Огден, и он объявил, что, если у Смитти имеется свой бэнд, он приглашает их сыграть у него в ближайшую пятницу, субботу и воскресенье. Друзья не знали, какую им назначить цену, и в конце концов доверили решение этого вопроса Мадди как самому старшему. Он сказал, что лучше начать с пяти долларов на брата - это было немного, если учесть, что в то время музыканты были обязаны работать до пяти часов утра. В первых трех концертах Литтл Уолтер не участвовал: на гармонике играл Джимми. Мадди был вторым гитаристом, а роль контрабаса исполняла туба, на которой играл неизвестный музыкант. Фронтменом и основным гитаристом в этом составе был Блю Смитти: "Я был лидером, то есть те, кто входил, сразу смотрели на меня, - вспоминает он, - и я пел, долго, пока не уставал - тут подключался Мадди". Группа имела успех, и их пригласили на постоянную работу по четвергам, субботам и воскресеньям - тогда они, наконец, разрешили Уолтеру играть, а Джимми Роджерс опять взялся за гитару.

Их репертуар составляли только блюзы. Смитти припоминает два из них: "The Honeydripper" и "Baby Please Don't Go", с которой Мадди не расстанется до конца своей жизни. Когда Мадди оказывался у микрофона, он пел и свои собственные вещи.

Однажды Эдди Бойд сообщил друзьям, что Док Бриттон, хозяин клуба "Пламя", ищет хороший блюзовый состав, и предложил собрать трио из Мадди, Блю Смитти и себя в качестве пианиста. На следующий же день они отправились в местный профсоюзный центр (на работу в клубы брали только членов профсоюза), а потом к Доку, и были приняты. Док обещал им по 63 доллара в неделю, за шесть вечеров - это были весьма неплохие деньги.

Клуб "Пламя" находился на пересечении 3-й улицы и Индиана-авеню. По вечерам зал был полон: любители блюза быстро оценили музыкальное качество новой группы. Попеременно с ними выступало существо, которое Блю Смитти охарактеризовал как "тот, или та, в общем, то, что играло на пианино, пока мы отдыхали". Раз в неделю устраивались особые вечера, когда, уплатив два доллара на входе, посетитель мог выпить сколько угодно виски и послушать блюз. Док следил за тем, чтобы у музыкантов не было недостатка в спиртном, и однажды Мадди, расстроившись из-за женщины, сильно перебрал и в порыве ярости смел со стола все пустые бутылки, а потом бросился к бару и начал швырять об стену полные. "Меня, конечно, забрали, - вспоминал он, - но такое со мной бывало очень редко: я как-никак хотел стать знаменитостью и следил за собой".

Вскоре из группы ушел Эдди Бойд - он сказал, что будет искать гитариста с более легким, джазовым звуком, а пока что отправился в Индиану с Санни Бой Уильямсоном. "Эдди всю жизнь хотел играть что-нибудь мелодичное", - говорил Мадди. В любом случае им было уже не по пути. В трио Эдди Бойда заменил пианист Альберт Луэндрю по прозвищу "Саннилэнд Слим". Мадди знал его еще по Дельте, где Слим вместо того, чтобы пахать на мулах, учился играть сначала дома у соседа, а потом в местных забегаловках. Он долго путешествовал по Югу, осел в Мемфисе, а в 1942 году приехал в Чикаго. С Мадди он был в прекрасных отношениях: "Мадди - хороший человек и всегда был таким, - говорил Слим. - Самый добрый из всех, кого я знаю".

Ангажемент в "Пламени" растянулся почти на пять недель, и вдруг все кончилось: как-то раз после перерыва Блю Смитти вместо того, чтобы вернуться на сцену, отправился на свидание, и Док Бриттон, который платил за троих музыкантов, а получил дуэт, рассердился и уволил всех. Группа не осталась без работы: вскоре они устроились в "Фиолетовую кошку". С ними уже играл Литтл Уолтер; Джимми Роджерс на тот момент "взял отпуск": Смитти вспоминает, что у него были проблемы с девушкой. Затем Саннилэнд Слим рекомендовал их в "Коттон-клуб" на углу Клайбурн и Халстед-стрит, но через неделю они вылетели оттуда опять-таки по вине Смитти, который сильно опоздал и поругался из-за этого с Саннилэндом.

На Блю Смитти всегда было трудно положиться - возможно, из-за того, что он больше увлекался джазом, чем блюзом. Джимми Роджерс утверждает, что Смитти вообще не собирался делать музыкальную карьеру - как бы то ни было, он вскоре ушел из группы и собрал собственный состав. В 1952 году он записался на "Чесс", но пластинка продавалась плохо, и больше в студию его не звали.

В этот период Мадди еще охотно играет с другими музыкантами: время от времени его приглашали Саннилэнд Слим, Мемфис Слим, Джонни Янг, Биг Билл Брунзи, а также Санни Бой Уильямсон, который имел виды на его машину: он регулярно ездил в Гэри, штат Индиана, в клуб "Спот". Выступая с ним, Мадди обычно перестраивал гитару пониже и играл бас. Хозяева клубов прекрасно знали, что Санни Бой уже к середине концерта будет пьян в стельку, но все равно приглашали его, так как он был очень популярен и все еще привлекал публику. Однако под конец вечера он либо начинал буйствовать, либо просто засыпал, и кому-то из музыкантов приходилось занимать место фронтмена. Санни Бою было все равно: при любом раскладе он получал гроши. Если на сцене оказывался Джимми Роджерс, он брал гармошку и пел песни Санни Боя, которых знал довольно много.

Тем не менее, уже скоро Мадди, Джимми и Уолтер отказались от случайной работы и играли только втроем: Мадди - слайдом на гитаре, Уолтер - на гармошке, а Джимми перестраивал гитару и вел басовую линию. Он вспоминает, что состав был с самого начала задуман как звездный: все трое были в равной степени яркими личностями и талантливыми музыкантами, и ни один не должен был остаться в тени. Между ними царило полное согласие: "Мы никогда не ссорились - я, Мадди и Литтл Уолтер, - говорил Джимми. - Нам было очень легко вместе". Однако он признается, что у них "бывали проблемы с Уолтером, когда он вдруг начинал задирать кого-нибудь и лезть в драку".

Для начала Мадди, Джимми и Уолтер по старой памяти сыграли на нескольких вечеринках, а вскоре устроились в клуб "Занзибар". Менеджеры других заведений, которые часто заходили туда, приглашали их в новые места - в общем, их положение постепенно упрочилось. Мадди по-прежнему исполнял только традиционные дельта-блюзы. По сравнению с музыкой, которую в то время слушали в Чикаго, они звучали грубовато, но в них была искренность, от которой сжималось сердце и слезы наворачивались на глаза. Мадди удалось сохранить в неприкосновенности дух корневого негритянского блюза, но средства выражения он использовал вполне современные: с помощью электричества он добился плотного, объемного звука гитары, а петь старался уверенно и с напором. Однако на сцене он пока еще держался довольно скованно: либо сидел, либо стоял на месте.

Несмотря на то, что Литтл Уолтер упорно работал, совершенствуя технику игры, зрелые музыканты пока еще не воспринимали его всерьез. По словам Снуки Прайора, в то время Уолтер играл еще довольно грязно, а петь вообще не умел. Однако он быстро продвигался вперед благодаря своему таланту, трудолюбию и поразительной способности моментально усваивать то, что слышал хотя бы один раз. Когда кто-нибудь из гармошечников пытался поделиться с ним опытом, Уолтер впадал в ярость, но характерно, что, придя домой, он непременно вспоминал прием, который ему показывали, работал над ним, а на следующий день уже хвастался им как своим собственным изобретением.

Благодаря своему бурному темпераменту Уолтер скоро нажил себе немало врагов, но Мадди и Джимми любили и всегда понимали его: "У Уолтера был плохой характер, - говорил Мадди, - но это был замечательный человек, и если уж ты ему нравился, то проблем с ним не было". Когда из клуба Джо Рико на Лейк-стрит пропали гитара Мадди и комбик Джимми, многие подозревали в краже Уолтера, но друзья ни на секунду не усомнились в нем. Сначала им пришлось занять гитару и комбик у знакомых, а позже хозяин музыкального магазина на углу 18-й и Халстед-стрит продал им все необходимое с большой скидкой, и у Мадди появилась новая гитара марки "Гретч" со звукоснимателем "Де Армонд".

Трое друзей всегда были вместе, и отношения между ними были самые теплые. "На сцене мы болтали, смеялись и придумывали всякие штуки, чтобы повеселить себя и публику", - вспоминает Мадди с любовью. После концертов они нередко отправлялись джемовать в другие клубы, где легко брали верх над самыми опытными блюзменами. Случалось, что публика, увидев их в зале под конец чьего-нибудь выступления, требовала, чтобы они тоже вышли на сцену. Особенно охотно они участвовали в популярных тогда "битвах блюзменов" и играли так, что в скором времени группу просто перестали на них пускать: "Понимаешь, Мадди, вы играете слишком тяжело, - говорил один из менеджеров. - Вы можете работать у нас, если хотите, но для конкурса вы слишком тяжелые". В городе они стали известны как "The Headhunters" (охотники за головами) и "The Headcutters" (головорезы) - по словам Джимми, сами они никогда так себя не называли. В клубах их объявляли просто по именам: "Мадди Уотерс, Джимми Роджерс и Литтл Уолтер".

Несмотря на то, что Мадди, Джимми и Уолтер изо всех сил старались выглядеть "крутыми парнями", одевались они очень тщательно, как предписывал профсоюзный устав: даже в самые захудалые кабачки они являлись в одинаковых костюмах и при галстуках. Когда группа, наконец, начала регулярно работать по клубам, Мадди запретил Литтл Уолтеру играть на улице. Тот сопротивлялся из-за всех сил: за день он мог собрать от 35 до 40 долларов, в то время как в клубе получил бы не больше десяти. "Я частенько гонял его по Еврейскому кварталу, - усмехался Мадди. - Только увидит меня, сразу комбик в руки и бежать!" Сам Мадди днем работал: муж его сестры, Дэн Джонс, устроил его шофером в компанию "Western Graves", выпускавшую жалюзи.