III-IY

В это время два брата, Леонард и Фил Чесс изучали чикагскую клубную сцену в поисках свежих талантов для совей неоперившейся звукозаписывающей компании. Настоящее имя Леонарда Чесса было Лазарь Шмуэль Чез; он родился 12 марта 1917 года в польской деревушке Мотол. Фил был пятью годами младше брата. В начале 20-х годов их отец эмигрировал в Америку, а в 1928 году к нему выехала жена с детьми. В раннем детстве Леонард перенес полиомиелит и носил на ногах скобки; когда они прибыли на остров Эллис, мать, испугавшись, что мальчика могут не пустить в страну, спрятала скобки. И он никогда их больше не надевал.

По своему положению семья Чез немногим отличалась от семей чернокожих переселенцев: они точно так же стремились вырваться из нищеты и преодолеть межнациональные барьеры. Леонард и Фил выросли на западной окраине Южного района и с детства усвоили негритянский диалект. Окончив школу, Леонард работал продавцом газет, обуви, молочником и подрабатывал на мусорной свалке у своего отца. Вскоре они с Филом переделали свою фамилию на американский лал и стали братьями Чесс. И в начале сороковых годов братья уже были владельцами нескольких винных магазинов и баров, расположенных в Южном районе. Последним их приобретением стал известный клуб "Макомба Лаундж" на пересечении 39-й улицы и Коттедж-гроув - злачное место, где собирались наркоторговцы и проститутки, но в то же время выступали такие звезды джаза, как Элла Фитцджеральд, Билли Экстайн, Луи Армстронг, Лайонел Хэмптон, Джин Эммонс и Билли Холидей.

В 1946 году звукозаписывающие фирмы заинтересовались Эндрю Тиббсом, вокалистом клубного состава "Макомбы", и Леонард решил, что займется им сам: войдя в долю со своим братом и некими супругами Арон, он открыл на углу 71-й улицы и Филлипс-авеню свой офис и зарегистрировал новую фирму под названием "Aristocrat Records Company".

Выход в свет первой же пластинки Тиббса был омрачен серьезным скандалом: песня "Union Man Blues", где речь шла о профсоюзах, так возмутила многих рабочих, что они пытались сорвать доставку дисков в магазины и даже уничтожали их. Вторая вещь, "Bilbo Is Dead", рассказывала о смерти известного сенатора-расиста; здесь уже обиделись южане, и на территории южных штатов пластинка была запрещена. Тем не менее, Чесс сумел продать большую часть тиража, и фирма осталась на плаву. В дальнейшем он выпустил еще несколько пластинок Эндрю Тиббса и начал сотрудничать с группами "Five Blazes", "Jump Jackson's Orchestra", "The Dozier Boys", "The Tom Archia All Stars", а также Джо Джо Адамсом и Ли Монти.

С Сэмми Голдбергом, человеком, который в фирме "Аристократ" отвечал за приток новых талантов, Мадди познакомился в помещении профсоюза музыкантов. В то время фирма занималась исключительно джазом, однако Голдберг был уверен, что блюз будет иметь еще больший успех у публики, и решил прослушать Мадди прямо на месте. Мадди был в отчаянии: он не захватил с собой инструмент. Однако в тот момент в помещении находился его коллега Лонни Джонсон - известнейший гитарист, певец и композитор, который начал записываться еще в 1925 году и с равным успехом занимался как джазом, так и блюзом. Мадди решился попросить гитару у него. Джонсон ответил, что никогда не отдает инструмент в чужие руки, - скорее всего, он просто боялся конкуренции и не хотел помогать молодому музыканту. Тут вмешался сам Голдберг: "Дай человеку сыграть хоть одну песню! - сказал он. - Что может случиться с твоей гитарой? Не съест же он ее!" Послушав Мадди, Голдберг уже не сомневался, что этим музыкантом стоит заняться.

Вскоре Голдберг, который твердо решил продвигать блюзовых артистов, пригласил Саннилэнд Слима в "Universal Studios" на самый конец сессии, организованной для Эндрю Тиббса. Предполагалось, что в записи будут участвовать только Саннилэнд и контрабасист Биг Эрнест Кроуфорд, но в последний момент решили добавить гитару, и Голдберг отправил Саннилэнда за Мадди Уотерсом. Дома его не оказалось: он был в пути, за рулем фургона, принадлежащего компании "Western Graves". В это время к нему домой случайно зашел приятель, Эндрю Болден по кличке "Бо". Зная, как много значит для его друга эта возможность, он вызвался помочь и сумел перехватить его по дороге. Мадди был в восторге: он хорошо знал, что его место вовсе не за рулем фургона, набитого жалюзи. Он подъехал к ближайшей телефонной будке, и "Я соврал им, и соврал сильно, - позже признавался он. - Я сказал, что моего двоюродного брата нашли в переулке мертвым, и мне надо срочно бежать туда. Потом я дорого заплатил за это, потому что то была большая ложь". За руль фургона сел Бо, а Мадди бросился домой, схватил гитару и как раз успел в студию к началу сессии.

Саннилэнд записал две песни: "Johnson Machine Gun" и "Fly Right, Little Girl", где гитара звучит очень скромно, все время оставаясь на заднем плане. Мадди решил использовать свой шанс до конца: "Давайте я спою", - предложил он. Его сильный, звучный голос произвел впечатление. Услышав гитару, подключился и Биг Кроуфорд - он "заполнил пустые места", как выразился Мадди. Кроуфорду явно нравилось играть с ним: "Вот эта музыка по мне!" - говорил он.

Продюсеры разрешили Мадди записать две его собственные вещи: "Gypsy Woman" и "Little Anna Mae". Как и полгода назад на "Коламбии", Мадди играет не слайдом, а пальцами, однако с тех пор он значительно вырос как гитарист, почерпнув много новых приемов у Джимми Роджерса и Блю Смитти.

Песня "Gypsy Woman" погружает слушателя в таинственную атмосферу Дельты, где слиты воедино реальность и магия - это же ощущение Мадди позже воссоздаст в таких вещах, как "Hoochie Coochie Man" и "Louisiana Blues". В "Little Anna Mae" он оплакивает разрыв с любимой девушкой, который случился из-за ее неверности. На запись четырех вещей ушло всего полтора часа; Мадди получил полную ставку сессионного музыканта.

Леонарда Чесса результаты записи не впечатлили: ему казалось, что эта музыка не будет пользоваться спросом. Несмотря на то, что Мадди регулярно заходил в офис компании и напоминал о себе, выпуск "Gypsy Woman" был отложен на несколько месяцев. "Леонард больше верил в Тома Арчиа, Эндрю Тиббса и Джина Эммонса, так что они издали по две-три пластинки прежде, чем дело дошло до моей - ее просто положили на полку", - вспоминал Мадди с горечью. Весной 1947 года запись, наконец, была выпущена на пластинке, но Леонард продолжал относиться к Мадди скептически и почти не рекламировал ее - разумеется, реакция публики была довольно вялой. Мадди расстроился: он знал, что пишет настоящие хиты, была бы только возможность донести их до публики. Предчувствие не обмануло его: он стоял на пороге славы.

Свой рабочий день Мадди все так же проводил за рулем фургона с жалюзи, и хотя его амбиции простирались гораздо дальше, не жаловался: "Это была самая лучшая работа в моей жизни", - говорил он. Хорошо изучив маршрут, Мадди вскоре сумел сделать так, что работа ничуть не мешала ему играть по ночам: он успевал развезти весь товар до двух часов дня и ложился спать, чтобы в шесть, как положено, появиться в конторе, а потом бежать в клуб - он уже играл каждый вечер, потихоньку зарабатывая и славу, и неплохие по тем временам деньги. В это время горячим поклонником Мадди становится юный уличный музыкант Эллас МакДэниел по прозвищу Бо Диддли. Несовершеннолетним вход в клубы был воспрещен, и чтобы послушать своего кумира, ему приходилось незаметно пробираться в зал и прятаться за музыкальным автоматом. По его словам, Мадди был "мотором в этом сумасшедшем составе". Как правило, мальчика вскоре обнаруживали и выкидывали за дверь, но он всегда возвращался: "Мне хотелось слушать Мадди снова и снова, - вспоминает Бо Диддли. - Я и подумать не мог, что когда-нибудь стану таким, как он. Мадди - лучший из всех блюзменов."

В апреле 1948 года фирма "Аристократ" опять приглашает Мадди в студию. Леонард так и не изменил своего мнения о нем: считается, что Чесс просто хотел увеличить количество записей, принадлежащих фирме, на случай, если Американская Федерация музыкантов опять наложит запрет на звукозапись, как это было сделано в 1942 году. Возможно, за Мадди вступились совладелица фирмы Эвелин Арон или Сэмми Голдберг - как бы то ни было, Мадди согласился, не раздумывая. Он получал еще один шанс заявить о себе, и этого было пока достаточно.

В студии Мадди первым делом прогнал вещи, которые собирался записывать, и Леонард проворчал, что не понимает слова. Он все еще сильно сомневался в Мадди в отличие от Эвелин, которая лучше него разбиралась в блюзе, а, кроме того, чувствовала, что музыка Мадди полна сексуальной энергии, благодаря которой он может легко покорить женскую аудиторию. Как и в прошлый раз, Мадди аккомпанировали Саннилэнд Слим и Биг Кроуфорд; к ним присоединился саксофонист Алекс Аткинс. Мадди записал четыре песни: "Good Looking Woman", "Mean Disposition", "I Can't Be Satisfied" и "I Feel Like Going Home" - все его собственные. В "Good Looking Woman" и "Mean Disposition" он играет пальцами в джамп-блюзовой манере; это особенно заметно по его соло на "Mean Disposition". Пианино Саннилэнда звучит прекрасно, а саксофон все время остается на заднем плане.

После этого Мадди сыграл соло в двух песнях Саннилэнда: джамп-блюзе "She Ain't Nowhere", где основной драйв создают саксофон и контрабас, и медленном блюзе "My Baby, My Baby". В отличие от двух первых вещей, "I Can't Be Satisfied" и "I Feel Like Going Home" выдержаны в традиционном духе: помимо слайд-гитары Мадди, на записи звучит только контрабас Кроуфорда. Это была идея Леонарда: ему хотелось, чтобы Мадди составил конкуренцию знаменитому исполнителю дельта-блюза Сэму "Лайтнин" Хопкинсу. Если не считать материала, собранного Библиотекой Конгресса, это первая запись, где Мадди использует слайд, и чувствуется, что он в прекрасной форме и полностью уверен в себе. В основе "I Can't Be Satisfied" лежат сразу две ранние вещи Мадди, записанные еще на плантации Стоволла: "I Be's Troubled" (1941) и "I Be Bound To Write To You" (1942). Играет он примерно так же, как и шесть лет назад, однако благодаря электричеству звук становится более объемным и тягучим; точно так же и голос Мадди с тех пор приобрел большую глубину и выразительность. В "I Can't Be Satisfied" гитара Мадди не просто дублирует мелодию, которую он поет: сам его голос благодаря плавным переходам от ноты к ноте звучит как слайд-гитара. Контрабас Биг Кроуфорда держит ритм и сообщает всей песне движение.

"I Feel Like Going Home" - также переработка одной из вещей, записанных в 1941 и 1942 годах, "Country Blues"; она принадлежит, скорее всего, Роберту Джонсону или Сану Хаусу. Голос Мадди и тут звучит как особый инструмент, поражая своим диапазоном; слайд-гитара вторит ему, как эхо.

Записи других артистов, изданные "Аристократом", продавались неважно, и Леонард после долгих колебаний решился выпустить "I Can't Be Satisfied" и "I Feel Like Going Home" на пластинках 78 об/мин тиражом в три тысячи экземпляров. По иронии судьбы это были именно те песни, первые версии которых еще в января 1942 года объединил в одну пластинку Алан Ломакс (по заказу Библиотеки Конгресса), и именно ее он выслал домой Мадди, на плантацию Стоволл. Пластинки Мадди, выпущенные фирмой "Аристократ", попали в магазины Южного района в субботу, около полудня; так как специальных музыкальных магазинов почти не существовало, их развозили по любым торговым точкам, вплоть до салонов красоты. Успех был колоссальный: к 12 часам следующего дня раскупили почти весь тираж.

Мадди был в эйфории: наконец-то сбылась его самая заветная мечта! Наутро, сияя от радости, он отправился на Максвелл-стрит, чтобы приобрести пару дисков для себя. С трудом пробираясь сквозь толпу, он дошел до магазина "Maxwell Radio Record Company" - за прилавком, в грудах товара, лежали и его пластинки, но получить их оказалось не так-то просто: оборотистый Бернард Абрамс сразу понял, что дело выгодное, и поднял цену с 79 центов до доллара десяти, а, кроме того, выдавал только по одному экземпляру в руки, не уступив и самому Мадди. За вторым диском тот послал свою подругу Энни Мэй.

Леонард Чесс никак не ожидал такой лавины спроса. Тираж допечатали в срочном порядке, в результате тысячи дисков были распроданы в Чикаго, а затем и на Юге. Публика была в восторге от этой тонкой смеси традиционного и современного блюза, щедро приправленной обаянием и чувственностью.

Вскоре имя Мадди Уотерса красовалось под номером 11 в двух самых крупных ритм-энд-блюзовых хит-парадах, "Best seller" и "Juke Box", и Леонард, наконец, уверовал. Теперь он звонил своему старому другу Мадди домой и приглашал его на обед. "Да, мы как-то вдруг оказались друзьями, - вспоминал Мадди, - но я был рад, очень рад. В конце концов, я же работал на это всю жизнь, разве не так? И я не очень-то думал о деньгах, бизнесе и всяких таких вещах. Больше всего мне хотелось увидеть свое имя в хит-параде."

Первая удача сблизила Мадди и Леонарда. С этого момента начинается их долгое сотрудничество, которое приведет к успеху и фирму "Чесс", и самого Мадди, и многих других блюзменов. Мадди свято верил, что Леонард - лучший в мире продюсер, и своей карьерой он сам обязан только ему. Он не подписал с ним ни одного контракта - все их договоренности скреплялись просто рукопожатием, - но все же говорил: "Семья Чесс - мои хозяева".

Днем, объезжая покупателей на своем фургоне, Мадди останавливался возле баров и заходил проверить, есть ли в музыкальных автоматах его диск. Он раздувался от гордости, когда кто-нибудь из посетителей выбирал его песню. Мадди оказался в центре всеобщего внимания: "И вдруг я стал Мадди Уотерсом - представьте себе, всего за одну ночь! - удивлялся он. - Люди начали узнавать меня на улице, окликать, говорить со мной".

Возвращаясь ночью из клуба на машине, Мадди опускал верх и слушал, как из окон квартир доносятся его песни. Иногда он останавливался и ждал, пока пластинка не кончится; он был так счастлив, что чего-то смутно побаивался: "Однажды я услышал свою запись откуда-то с верхнего этажа, и испугался: мне показалось, что я умер".